ANNEXE 2 - ENTRETIEN ECRIT AVEC TATIANA FROLOVA février-mars 2021 - traduction : Bleuenn Isambard et
Tatiana Frolova et le KnAm : Mettre en scène les conflits mémoriels de la société russe contemporaine par delà le théâtre documentaire
Mémoire de Recherche en Etudes Théâtrales (Master I) présenté par Alban Simon sous la direction de M. Olivier Neveux, professeur d’histoire et d’esthétique du théâtre à l’ENS de Lyon - IRHIM UMR 5317. Soutenance le 2 juin 2021 Composition du Jury : M. Olivier Neveux.
Alban Simon : Avant de revenir sur des éléments plus précis à propos de ton travail de création et de metteuse en scène, est-ce que tu pourrais décrire et expliquer comment se déroule une journée de répétition et de travail au théâtre KnAm, avec les acteurs et actrices ?
Альбан Саймон: Прежде чем вернуться к более конкретным элементам твоей работы в качестве создателя и режиссера, не могли бы ты описать и объяснить, как проходит день репетиции и работы в театре KnAm с актерами и актрисами?
Татьяна Фролова : Это всегда непредсказуемо. Иногда мы не собираемся по неделе или две, когда нет идей и я ничего не могу предложить актерам. Так случилось в 2020 году, когда я разочаровалась в театре как в искусстве… Мы просто собирали материал, мы иногда смотрели вместе фильмы на тему Прошлое, смотрели передачи на тему СЧАСТЬЕ, чтобы понимать о чём мы хотим говорить в новом спектакле. Иногда, когда у меня возникает желание поделиться тем, что мне кажется важным – я пишу в группу вацап и мы утверждаем репетицию. И тогда мы собираемся в 18 часов вечера, на 3-4 часа, где делаем тесты, пробы, я всегда фиксирую их на видео и сохраняю. Потом я смотрю все репетиции и моменты, которые мне показались интересными – я собираю в отдельную папку.
Tatiana Frolova : C’est toujours imprévisible. Parfois, nous ne nous réunissons pas pendant une semaine ou deux, quand je n’ai pas d’idées et que je n’ai rien à proposer aux acteurs. Cela s’est passé en 2020, lorsque j’ai perdu la foi autant dans le théâtre que dans l’art... Alors pendant cette période, nous avons juste collecté divers éléments, de la matière brute, nous avons parfois regardé des films sur le passé ensemble, regardé des émissions sur le thème du BONHEUR, afin de comprendre ce dont nous voulions parler dans notre nouveau spectacle. Parfois, quand j’ai envie de partager quelque chose qui me semble important, j’écris au groupe WhatsApp et nous convenons d’une répétition. Et puis nous nous réunissons à 18 heures, pendant 3-4 heures, où nous faisons des essais, des échantillons, je les enregistre toujours en vidéo et les sauvegarde. Ensuite, je regarde toutes les répétitions et les moments qui m’ont semblé intéressants — je les rassemble dans un dossier séparé. A.S : Depuis plusieurs années, tu accumules des archives, tu collectes des témoignages, tu filmes, tu interroges des gens, tes proches. Quel usage tu fais de ce matériau dans ton travail ?
А.С : За несколько лет ты накапливаешь архивы, собираешь свидетельства, снимаешь, опрашиваешь людей, с твоих родственников. Как ты используешь этот материал в с твоей работе?
Т. Ф : Да, я люблю фиксировать реальность, спрашивать людей их мнение, иногда эти документы лежат и ждут по 20-лет, иногда я использую их в новом спектакле: всё зависит от того, что мне хочется в данный период времени. Например, спектакль «Течет река» - это спектакль из двух человек: 15 летнего Артёма и 85-летней Валерии. Я снимала их на протяжении 8 лет и потом это позволило взять кадры 7 летнего Артёма, где он говорит о насилии его отца, о насилии в школе, о его желании умереть, и соединить с кадрами интервью мамы Валерии (она уже умерла на момент премьеры спектакля) – знаменитой школьной учительницы, которая имела авторитарный стиль преподавания… Такой монтаж мне очень нравится.
T.F : Oui, j’aime consigner /documenter la réalité, demander aux gens leur avis, parfois ces documents restent dans un coin et attendent pendant 20 ans, parfois je les utilise dans un nouveau spectacle : tout dépend de ce que je veux à ce moment-là. Par exemple la pièce La Rivière coule, est une pièce de théâtre à deux personnages : Artiom, 15 ans et Valeria, 85 ans. Je les ai filmés pendant 8 ans, ça m’a permis alors de prendre des images d’Artiom, à 7 ans — où il parle de la violence de son père, de la violence à l’école, de son désir de mourir — et de les combiner avec l’interview de Valeria (elle était déjà décédée au moment de la première de la pièce) — une célèbre institutrice qui avait un style d’enseignement autoritaire… Ce genre de montage me plaît beaucoup.
A.S : En parlant avec toi, j’ai l’impression que ta démarche de création est étroitement liée à la recherche : comment tu conçois cette partie de ton travail ?
А.С : В разговоре с тобой у меня сложилось впечатление, что твой творческий процесс тесно связан с исследованиями: как ты представляешь себе эту часть с твоей работы ?
Т. Ф : Исследование – это самая важная часть моей жизни, и, конечно, спектакль – результат, возможность исследовать реальность и что-то понять. В центре моего интереса оказались теории постгуманизма и антропоцена, проблемы памяти, времени и субъективности. У меня нет задачи ответить на конкретные вопросы, мое исследование разворачивается как некое размышление – реакция на ключевые проблемы современности. Спектакль–как результат художественного исследования. Он так же важен как и процесс его создания, а также - дискуссии общественности ПОСЛЕ его просмотра. Например, иногда меня приглашают на общественные дискуссии на тему «Россия – разделенное прошлое», в которой ставятся очень важные вопросы – например - как можно приходить к общественному примирению с помощью искусства? Искусство – единственное, что соединяет людей разных взглядов и верований быстро и качественно, так как образ всегда сильнее факта, что хорошо использует и пропаганда, только для узких целей тоталитарного общества. Художественное исследование, конечно, не дает четких, всеобъемлющих ответов. Оно раскрывает новые контексты, не ставя своей целью создать нечто осязаемое и материальное. Американский куратор и арт-критик М. Ханнулы, выводит три характеристики качественного исследования – настойчивость, медлительность и коллективность. Высокая длительность художественного исследования оправдана необходимостью поиска альтернативных точек зрения на предмет и их сравнения для создания наиболее полной картины. Это долгосрочный опыт работы и вовлеченности в процессы обмена опытом, знаниями и наработками. По мнению Ханнулы, художественное исследование тесно связано с историей качественных методов исследования. В рамках таких исследований художники выбирают типичные научные способы сбора информации, такие как интервью, «полевые» исследования, работа с архивом. Таким образом – искусство – это производство знаний.
T.F : La recherche est la partie la plus importante de ma vie, et bien sûr le spectacle en est le résultat, l’opportunité d’explorer la réalité et de comprendre quelque chose. Les théories du posthumanisme et de l’anthropocène, les problèmes de mémoire, de temps et de subjectivité sont au centre de mon intérêt. Mon objectif n’est pas de répondre à des questions spécifiques, ma recherche se déroule comme une sorte de réflexion — une réaction aux problèmes clés de notre temps. Une pièce est le résultat d’une recherche artistique. Elle est tout aussi importante que le processus de création, ainsi que la discussion avec le public APRÈS l’avoir regardée. Par exemple, je suis parfois invitée à des débats publics sur le thème de « La Russie - un passé divisé », qui soulève des 176 sur 192 questions très importantes - par exemple, comment une réconciliation sociale peut-elle être réalisée à travers l’art ? L’Art est la seule chose qui relie rapidement et efficacement des personnes de points de vue et de croyances différents, car l’image est toujours plus forte que le fait, ce que la propagande utilise largement, mais uniquement pour servir les objectifs de construction d’une société totalitaire. La recherche artistique, bien sûr, ne fournit pas de réponses claires et exhaustives. Elle met en lumière de nouveaux contextes, ne visant pas à créer quelque chose de tangible et de matériel. Le curateur et critique d’art américain Mika Hannula met en évidence trois caractéristiques de la recherche qualitative : la persévérance, la lenteur, et le collectif. L’inscription dans une longue durée de la recherche artistique se justifie par la nécessité de rechercher des points de vue alternatifs sur le sujet et de les comparer pour créer l’image la plus complète possible. Il s’agit d’une longue expérience de travail et d’implication dans l’échange d’expériences, de connaissances et d’élaborations. Selon Hannula, la recherche artistique est étroitement liée à l’histoire des méthodes de recherche de qualité. Dans le cadre de ces recherches, les artistes choisissent des méthodes typiquement scientifiques de collecte d’informations, telles que des entretiens, des enquêtes de terrain, le travail avec les archives. Ainsi, l’art est une production de connaissances.
Hannula M. Catch Me If You Can: Shances and Challenges of Artistic Reasearch//Art&Research. http://www.artandresearch.org.uk/v2n2/pdfs/hannula.pdf
A.S : Au début, le KnAm travaillait beaucoup sur l’adaptation de textes littéraires, qui sont aujourd’hui devenus presque des classiques (La Métamorphose, de Kafka par exemple). Depuis quelques années, ton travail a pris un tournant un peu différent. Tu travailles toujours à l’aide de textes bien sûr, mais tes spectacles ont pris une dimension beaucoup plus personnelle. Est-ce que tu peux m’en parler ? Est-ce que ça s’est imposé comme une nécessité ?
А.С : Вначале KnAm много работал над адаптацией художественных текстов, которые теперь стали почти классикой (например, «Метаморфозы» Кафки). В последние годы твоя работа приняла несколько иной оборот. Tы, конечно, по-прежнему работаешь с текстами, но твои шоу приобрели гораздо более личное измерение. Tы можешь мне об этом рассказать? Это навязывалось как необходимость ?
Т. Ф : Скорее всего – это естественное развитие. Что такое развитие для меня? Это когда ты делаешь что-то совершенно новое, чего не делал, когда возникает необходимый стресс, который выводит из тебя состояния остановки, это некий тип движения и изменения, связанный с переходом от одного качества к другому, от старого к новому. Как-то Жан-Пьер Тибода, французский критик и исследователь театра сказал мне, что я могла бы делать спектакли, похожие на Метаморфозы (спектакль 1998 года)
и имела бы огромный успех у публики, но я не хотела этого. Скорее всего, мне в жизни важнее другое – процесс…ДВИЖЕНИЕ – от того, что я умею к тому, чего я еще не умею… Соединять то, что я еще не пробовала соединять – создавать такие «авторские напитки», которых еще никто не создавал…Поэтому было время, когда я исследовала авторские тексты и актуальность звучания текста (Король умирает (1994), Записки сумасшедшего (1995) , Аглавена и Селизетта ( 1996) , Стеклянный зверинец (1991), Плэй (1997) , За закрытыми дверями (1990)…) , было время, когда я исследовала актерскую энергию и мне не важны были тексты (Пластическая импровизация для двух голосов на тему (1999), Реанимация дадаизма (2000), Пространство для сна (2000)…), было время когда я соединяла и тексты, и актерскую энергию (Сухобезводное (2006), Сердце Нижинского (2013), Гедда Габлер 177 sur 192 (1992)…), было время, когда я полностью отказалась от написанных литературных текстов, взяв за основу прямую речь человека, не актера, а свидетеля (Моя Мама (2005), Течет река (2012), Поколение гордости и славы (2013)…) , интервью (Убить Шекспира (2008), Поколение гордости и славы. Продолжение (2014) ) или монологи (Любовь (2010), Поколение офф (2016), было время, когда я увлекалась формой «бродилок», создавая спектакли-инсталляции в музейном пространстве (9 (иммерсивный спектакль-променад) (2006), Увидеть КнАМ (спектакль длился 9 часов) (2007), Доминанта ожидания (2012), потом меня увлекли исследования памяти общества и совмещения с личными историями актеров (Я есть (2012), Я еще не начинал(а) жить (2017)), мне было интересно создать инклюзивный спектакль (Мой цвет надежды Оранж (2018)…) и спектакль, основу которого составляли мифы и сказка Снежная королева, а также истории актеров, интервью жителей города, архивные документы семейного дела Дениса Карагодина (Моя маленькая Антарктида (2019). Сейчас, после года бездействия (2020 год -пандемия) пришел период переосмысления всего моего опыта, я хочу сделать что-то такое, чему пока нет формы, а есть только пока название Счастье…
T.F : C’est très probablement une évolution naturelle. Qu’est ce que l’évolution pour moi ? C’est lorsque tu fais quelque chose de complètement nouveau que tu n’avais jamais fait, lorsque le stress nécessaire survient, qui te permet de sortir de la paralysie, c’est un type de mouvement et de changement associé au passage d’une qualité à une autre, de l’ancien au nouveau. Jean-Pierre Thibaudat, critique et chercheur français en théâtre, m’a dit un jour que je pouvais faire des spectacles dans le même esprit que La métamorphose (que nous avons créée en 1998) et que j’aurais un énorme succès auprès du public, mais je ne voulais pas cela. Il y a très probablement quelque chose d’autre, de plus important pour moi dans ma vie — le processus… LE MOUVEMENT — depuis ce que je sais faire à ce que je ne sais pas encore faire. Pour relier ce que je n’ai pas encore essayé de relier — pour créer de tels « cocktails originaux » que personne n’a jamais créés. Par conséquent, il fut un temps où je travaillais sur des textes d’auteur et la pertinence sonore du texte (Le Roi se meurt, [Eugène Ionesco] (1994), Le Journal d’un fou [Nicolas Gogol] (1995), Aglavaine et Sélysette [Maurice Maeternlinck] (1996), La Ménagerie de verre [Tennessee Williams] (1991), Play [Friedrich Dürrenmatt] (1997), Huis clos [Jean-Paul Sartre] (1990) …), à un autre moment, j’ai exploré l’énergie d’acteur et les textes n’étaient alors pas importants pour moi (Improvisation en plastique à deux voix sur un thème (1999), La Réanimation du dadaïsme (2000), L’Espace du sommeil (2000) …), il fut encore un temps où j’associais les textes et l’énergie de l’acteur (Endroit sec et sans eau (2006), Le Coeur de Nijinski (2013), Hedda Gabler [Henrik Ibsen] (1992)…), à certains moments, j’ai complètement laissé de côté les textes littéraires écrits, prenant comme base le discours direct d’une personne, non pas d’un acteur, mais d’un témoin (Ma mère (2005), La Rivière coule (2012), Une Génération de fierté et de gloire (2013)…), des interviews (Kill Shakespeare (2008), Une Génération de fierté et de gloire. Suite. (2014)), ou des monologues (Love, (2010), Génération off (2016)), il fut un temps où j’aimais beaucoup la forme « déambulatoire », créant des performances-installations dans des espaces muséaux (9, promenade immersive / performance (2006), See KnAm (2007) - la performance durait 9 heures, Attente dominante (2012)), puis j’ai été fascinée par les études sur la mémoire de la société et leur superposition avec les histoires personnelles des acteurs (Je Suis (2012), Je n’ai pas encore commencé à vivre (2017)), j’ai aussi été intéressée par la création d’une performance inclusive (Ma Couleur de l’espoir Orange (2018)…) et d’une performance basée sur les mythes et le conte de fées La Reine des neiges ainsi que les histoires des acteurs, des interviews d’habitants de la ville, des documents d’archives du cas personnel de Denis Karagodine (Ma Petite Antarctique (2019)). Maintenant, après un an d’inactivité (2020 est une pandémie), cette période m’a permis de pour 178 sur 192 repenser toute mon expérience, je veux faire quelque chose qui n’a pas encore de forme, pour le moment il n’en existe que le titre : Le bonheur.
A.S : Il y a quelque chose de frappant dans tes derniers spectacles, c’est la façon dont s’entrecroisent la mémoire / les mémoires et l’histoire / les histoires : comment s’élabore ce travail, comment parviens-tu à donner forme à toutes les contradictions liées aux mémoires et aux histoires ?
А.С : В твоих последних шоу есть что-то поразительное, это то, как пересекаются память / воспоминания и история / истории: как развивается эта работа, как вам удается придать форму всем противоречиям, связанным с воспоминаниями и историями?
Т. Ф :Это самый мучительный процесс, я боюсь каждый раз заходить в новый спектакль…(может быть, поэтому я избегаю сейчас его? В пандемию в 2020 году я не сделала ни одного спектакля, я просто наслаждалась возможностью никуда не спешить). У театра КнАМ есть одно преимущество перед другими театрами – мы свободная группа художников, у нас много времени для рефлексии и создания. Образы не рождаются за неделю, за месяц – они как крупинки соли в воде, ты должен осушить много-много литров, чтобы получить несколько крупинок соли…Я натренировала свой мозг мыслить тоннельно: зацикливать своё сознание на какой-то идее, в результате ко мне притягивается вся нужная информация – что бы я ни читала, где бы ни гуляла, какой бы сон не видела – дефолт-система работает и отбирает нужное сама. Это несёт и свои минусы – мне трудно просто жить, наслаждаясь радостями от еды или отдыха… Это естественная плата за такое «просеивание» реальности, многие называют такой процесс исследованием. Ты входишь в работу и перебираешь горы информации, изучаешь не связанные с искусством области человеческого знания, просто для того, чтобы случайно наткнуться на Образ, который поражает меня. А этот пандемийный год вдруг дал мне возможность спать, наслаждаясь сном, просто сидеть и смотреть на огонь, наслаждаться пищей, дышать свежим морозом и ощущать иней на ресницах…Такие простые человеческие вещи, доступные всем людям, я начала их понимать только в этот год – поэтому театр показался очень тоннельным…Когда рядом с тобой МИР телесных ощущений и материального праздника – твоё тело стремится на теплый диванчик и под теплое одеяло с чашкой горячего уютного чая – и как трудно снова сейчас выйти в холодный тоннель, где свет почти неразличим вдали…И ты не уверен, что дойдешь до этого света…Поэтому я не могу ответить на этот вопрос – как мне удаётся найти форму для мыслей, идей, невидимого. Я – механизм для переплавки Материи в Образы…
T.F : Il s’agit pour moi de la démarche la plus difficile : à chaque fois, j’ai peur d’entrer dans un nouveau spectacle (peut-être parce que je cherche à m’y soustraire à présent ? Lors de la pandémie de 2020 je n’ai pas créé de spectacle, je n’ai fait que profiter de la joie de pouvoir prendre tout mon temps, sans obligation). Un des avantages du théâtre KnAM sur les autres théâtres est la liberté de notre groupe d'artistes : nous avons beaucoup de temps pour réfléchir et créer. Les images ne naissent pas en une semaine, ni même en un mois : elles sont comme des grains de sel au fond de l’eau, et il faut alors vider, drainer des litres et des litres pour obtenir quelques-uns de ces grains… J’ai entraîné mon cerveau à réfléchir « en tunnel » : je fixe et concentre mon esprit sur une idée, et ainsi toute l’information dont j’ai besoin vient à moi, quoi que je lise, où que j’aille, quel que soit le rêve que je vois, le système « par défaut » fonctionne et sélectionne de lui-même ce dont j’ai besoin. Mais ça a aussi des inconvénients : il m’est difficile de vivre tout simplement, en profitant des joies de la nourriture ou du repos… C’est le prix naturel à payer pour ce passage au crible, ce tamisage de 179 sur 192 la réalité, et beaucoup nomment « recherche » ce processus. Entrer dans le travail, parcourir des montagnes d’information, explorer des domaines de connaissance non artistiques, juste pour tomber par hasard sur l’image qui va m’atteindre et me frapper. Et là, soudain, cette année de pandémie m’a offert la possibilité de dormir, de profiter du sommeil, de rester assise devant un feu, d’apprécier la nourriture, de respirer l’air glacé, de sentir le givre sur mes cils… Ce n’est que cette année que j’ai commencé à comprendre ces choses humaines si simples, accessibles à tous, et j’ai compris pourquoi le théâtre me paraissait être un tunnel… Quand il y a, tout près, un MONDE de sensations corporelles et de festivités matérielles, le corps aspire à un bon canapé chaud, une couverture douillette et une tasse de thé chaud et réconfortant : et comme il est dur d’en sortir pour entrer à nouveau dans ce tunnel froid, où la lumière, au loin, est presque indiscernable… sans même être sûre d’arriver jusqu’à cette lumière… C’est pourquoi je ne peux pas répondre à la question : comment est-ce que je parviens à trouver une forme pour les pensées, les idées, l’invisible ? Je suis une machine à transformer la Matière en Images
